Братья по стакану. Часть вторая

Окончание. Начало в номере «КП» за 3 июля с. г. и на сайте kp.ru.

В ВИЛЬНЮСЕ – ПИТЬ

Мечтаете о домике в деревне? Хотите комфортно умереть от старости? Я бы тогда посоветовал литовский Зарасай. Маленький городок посреди чистых изумрудных озер у границы с Латвией. Хорошо отремонтированные улицы, подстриженные газоны, леса, набережная…

И главное – здесь почти нет людей.

Литовские политики называют восток Литвы Сахарой. Плотность населения – как в пустыне – несколько человек на квадратный километр.

Кстати, по статистике Всемирного банка, Литва опять на первом месте. Теперь не только по алкоголизму и самоубийствам, но и – что логично – по исчезновению государства в принципе. За четверть века страна потеряла четвертую часть населения – миллион человек…

Выглядит жутковато. Выйдешь на улицу, встанешь посреди города и можешь простоять минут 15, не увидев никого. Ни души.

Хорошо что у автовокзала меня ждут мои верные друзья. Лариса, ее синий приятель Йонас и мой печальный друг Альгис.

Его бросила единственная дочь. Продала квартиру и уехала в Англию, где работает на швейной фабрике за тысячу фунтов в месяц. Теперь Альгис живет в ночлежке, где его кормят и платят пособие 102 евро за то, что подметает тротуары и стрижет траву.

И таких, как он, здесь чуть ли треть города. Стар и млад. По утрам они убирают городок, к полудню идут за пивом. Приходят сюда, к вокзалу, и пьют прямо из полуторалитровых бутылок, как из стаканов. Этих литовцев перестали понимать даже соседи-белорусы.

– Потому что они сходят с дистанции на двух литрах, – хихикает Йонас насчет белорусов. – А у нас тут за день пять набегает…

Так и живут в Зарасае мужики, чокаются полторашками и потихоньку помирают, делая городок еще более нестерпимо чистым и пустым.

– Я горжусь дочкой, – говорит мне Альгис. – Вырвалась из нашей дыры. Скоро здесь никого не останется. Не будет скоро Литвы… Просрали страну!

И я почувствовал себя совсем дома.

Зарасай, посередине которого на трубе стоял красавец аист, обволакивал, убаюкивал, как какая-нибудь пьяная русская глубинка, какой-нибудь тихий Торжок…

– Вот смотри, – говорят собутыльники. – Вот ты кричишь, че мы не работаем? Че губим страну? То. Се. А зачем? Пособие по безработице – 300 евро, минимальная зарплата (как и в России, вакансии в Литве есть, но на зарплату-минималку) – столько же. Какой смысл работать?! Бери машину, поехали в Латвию.

– Легко, – киваю. – А зачем?

Впрочем, разве это важно…

– Ты с ними осторожнее, – шепчет мне местный таксист. – Русский выпьет и уснет, а с литовцами не связывайся, в морду дать могут.

– В Вильнюсе пить, в Вильнюсе пить, в Вильнюсе тире пить – резонно ответил я.

– Понятно, – кивнул он. – Едем за пивом?

– Да, – заорали мои литовские друзья.

И зачем-то поехали в соседнее государство.

И БУТЫЛКА РОМУ!

Через пять минут мы оказались в Латвии, где я убедился: весь этот «европакет» – хваленый глобализм, прозрачность границ, свобода, права, технический прогресс – человека нашего, постсоветского, вдохновляет лишь на эмиграцию и пьянство.

Ну вот, к примеру, нет здесь границы. В здании бывшей таможни гудит ресторан. И по идеальной (проклятье!) дороге мы едем к невзрачному магазинчику, где лежала гора пива. Еще более дешевого, чем в Литве, крепкого пива!

«И все! А что еще нашему брату-алконавту нужно? – начинаю врастать в местную реальность и философствовать, как настоящий литовец. – Если за тобой числится бывший колхозный пай, тебе достаточно раз в год выкосить на нем траву и получить от Евросоюза 400 евро. За сам факт покоса. Ну покалымишь где-то – по настроению – еще 200…»

И сюда, за пивком.

То есть государство подкармливает нас грошами, чтобы мы умерли не от голода, а от пьянства. А пить мы согласны.

Получается, между обществом и государством – пьяный социальный контракт.

Но даже если правительство поднимет цены или совсем закроет магазины – не беда! Мы с мужиками сядем в машину, набьем багажник в Латвии, которая уже, потирая руки, строит у границы магазины.

Уже сейчас, сгоняв в Латвию, мы получили экономию в 50 центов с бутылки. А когда пустые банки мы сдадим…

Э-ге-гей!!! И бутылка рому!!!

«МЫ ТАК ПРИВЫКЛИ. ЕЩЕ ПРИ СОЮЗЕ»

Утром я в боли и тоске бежал из этого ужасного города.

Хозяйка гостиницы Александра, раньше служившая в комсомоле, на прощанье попросила больше так не пить и не верить «моим друзьям».

– Даже у нас в Зарасае можно заработать, – сказала она. – Я, например, в лесу собираю ягоды – клубнику, чернику и зарабатываю 15 тысяч евро за сезон. Думаю, страсть к выпивке внутри человека сидит, что русского, что литовского. Мы так привыкли отдыхать. Еще при Союзе. Я в советское время работала в школе и всегда поражалась – как педагоги пьют! 8 Марта их отвози-

ли праздновать в шефский колхоз, а утром 9-го в школу возвращался только несчастный директор. И проводил все уроки. Остальные выйти на работу просто не могли.

А ПЕРЕЕХАЛИ В БРЯНСКУЮ ДЕРЕВНЮ – НЕ ПРИЖИЛИСЬ

Позади еще три малоотличимых друг от друга литовских городка. Рыночек, пара супермаркетов, костел, чистенькие домики с идеальным газоном, кругом цветы и ощущение глубокой, непоказной традиции. Привычка к аккуратности, что ли. Или, может, глубже – к красоте.

Как поведал мне местный друг – русский дед Витя из Укмерге, литовец – он такой. Помирать будет – а двор перед смертью приберет.

– У меня родители, – рассказывает, – на старости лет решили уехать отсюда насовсем. Переехали в Брянскую область. В деревню. И все там было вроде хорошо – дом, хозяйство. Да в селе их невзлюбили. У мамы ж порядок – все чисто, все блестит. По-буржуйски (смеется). Вернулись в итоге. Не прижились.

Побродил я и по Висагинасу, городу атомщиков. Местную, еще советскую АЭС «благодаря» техническим стандартам Евросоюза скоро закроют. И этот когда-то зажиточный городок тоже перейдет в «тлеющий режим». Как Зарасай, красиво станет заповедником.

Пью с местным олигархом Араиком. Не коньяк. Нет! Целительную воду.

Случайно познакомились. В вестибюле высоченной гостиницы «Аукштайтия», доживающей последние дни, сидел мрачный Араик. Он недавно продал свое детище – вот эту самую гостиницу – на слом. Через пару месяцев придут бульдозеры. Снесут заодно еще одно его дитя – рядом стоящую пиццерию. Теперь здесь будет мегамаркет немецкой сети «Лидл».

Говорит: болваны местные чиновники.

Говорит: ну кто так бизнес вести помогает, э-э-э!

Невыгодно, говорит, гостиничное дело здесь. Людей стало мало… Вот и пришлось продать все.

Разговор наш катился по приятной для русского государственника дороге. Обсудили санкции, Крым (никто там не страдает от «оккупации», был я недавно там! – не скрывал Араик), грызню Москвы и Вильнюса (мы-то что лезем?!). Нам ваш рынок сбыта позарез нужен! – возмущался Араик)… И все было вполне себе пророссийски (Висагинас, кстати, считается самым промосковским городом страны – отчего он под пристальным наблюдением спецслужб), но я вдруг вспомнил о пьянстве и запустении Литвы.

– Вот вам хваленый Евросоюз, – вздыхаю. – В России пусть почти тот же упадок, и выглядит он иногда даже позатхлей и помрачней, но ради чего вы на Запад так рвались?

– Э-э-э, нет, – сказал армянин. – Вот тут уж прости…

«КРУТИТЬ КОРОВАМ ХВОСТЫ? НЕТ, ЛУЧШЕ В ЕВРОПУ»

Зачем я пил воду с этим армянином?! Как мне, обладателю русской ипотеки, жить с этим знанием?!

Когда я приехал в самый несчастный моногород Литвы – Диджясалис, который после смерти местного кирпичного завода стали называть городом призраков, я все думал, глядя на мои новых друганов: «Вот если верить Араику, получается, прибалты здорово устроились. Хочешь открыть бизнес – пишешь еврочиновникам бумагу. Бизнес-план. Обоснование. И если идея твоя дельная, тебе выплатят 70% стоимости проекта.

И это не кредит. Безвозмездная выплата».

Здесь к таким чудесам привыкли – недаром около 40% литовского бюджета – европейские дотации.

– Раньше и 100 процентов давали, – глядя в мои круглые глаза, пожал плечами бизнесмен. – Мои друзья все этим пользуются.

Потому, говорит, и экономика еще теплится. И если искать – всегда можно найти, где заработать тысячу евро.

А я сидел с мужиками у магазина – с 37-летним Колей, пенсионером Николай Ивановичем и каким-то бедолагой, которого укладывали в кусты. В задумчивости. Они размышляли, кого послать за пивом (москвича слать неудобно, а им, пьяным, по закону не продадут). А я подумал: какого черта, к примеру, Коля, у которого дома две дочки, вот уже который год живет на пособие в 300 евро.

Зло меня взяло.

Коля показывал мне развалины кирпичного завода, на котором работали его родители, и говорил:

– Знаешь, как в переводе на русский фамилия нашего мэра? Ширинка (смеется). Все развалили, суки. Все! И что, скажи, нам здесь остается делать?

– Пить?

– Не, ну почему, – смущается. – Я ищу работу…

– Так езжай в Беларусь, вон она, в километре отсюда, давно тебе говорю, – заметил ему собутыльник-пенсионер.

– Крутить коровам хвосты? Не-е, – покачал головой мой друг. – Я лучше в Европу поеду. Когда-нибудь.

НА ПОСОШОК

Этот дивный «другой мир»

К концу путешествия я чувствовал себя Геннадием Онищенко. Алкоголь я люто ненавидел всеми органами. Хотелось выпить боржоми и спасти Литву. Мечталось что-нибудь непременно запретить.

Вернувшись из провинции, я теперь прекрасно понимал главного литовского «вытрезвителя» – министра Аурелиюса Веригу – с его планами повысить стоимость алкоголя и жестко ограничить его продажу в стране. Ведь та же картина в российской глубинке – когда из городков и сел уезжают пассионарии – самые активные, самые энергичные – бесстыдно обнажается народное дно. Так было всегда. Почитайте довлатовский «Компромисс», где вкусно описаны пьяные нравы советской Прибалтики.

Или исторические хроники XIX века, когда спившуюся Литву чуть не отрезвил упрямый епископ Мотеюс Валанчюс. Вступающие в его общества трезвости должны были на коленях перед иконой Матери Божией давать зарок не употреблять водки всю свою жизнь.

В особо тяжелых случаях алкоголики проползали вокруг костела сто раз с полной чашей спиртного в руках. И сработало – 84% верующих бросили тогда пить. Но власти пресекли это безобразие. Не для того они устанавливали госмонополию на водку для пополнения казны, чтобы народ вдруг протрезвел.

И в какой-то момент общество проходит точку невозврата. Провинция начинает культивировать свою деградацию, делая ее уютной, считая апатию нормой, а алкоголь – главным развлечением.

Добродушного литовского профессора, доктора социальных наук Гедиминаса Навайтиса, забавляло мое уныние.

– В 80-е годы европейские ученые задались вопросом, – начал он издалека. – В год там погибало 500 мотоциклистов. Но если запретить мотоциклы, представили они, спасем ли мы 500 жизней? Не пересядут ли эти люди в автомобили (и станет еще больше жертв) или будут рваться управлять самолетами или просто начнут принимать наркотики?

– Это вы к чему? – настораживаюсь.

– Если мы человеку не предлагаем смысла существования, а запретами запечатываем его в стерильный «лучший мир», человек оттуда обязательно вырвется. Алкоголь позволяет пусть на один вечер стать тем, кем пьющий хочет быть, но не может. Если разница между желанием и реальностью небольшая – человек счастлив. Такому и рюмочки для аппетита достаточно. А если разрыв огромный, то несчастье народ будет старательно топить в вине.

Профессор доказывал: рыночная экономика устарела, будущее за «экономикой счастья».

Дескать, появился даже первопроходец – государство Бутан (маленькое буддистское королевство на юге Тибета), которое официально провозгласило: самочувствие каждого отдельного человека важнее, чем размер ВВП. Чем счастливее гражданин, тем он лучше работает (а не наоборот, как привыкли считать экономисты)… Из этого следует, что дай, к примеру, Коле из литовского Диджясалиса заработать тысячу евро, поднимется его самооценка, уйдет страсть к бутылке…

– У него, ага, уйдет, – любуюсь я очередной красивой европейской теорией. – Под нее с Брюсселя можно содрать новый грант.

Литовский профессор старательно делает вид, что не понимает моей иронии.

К аэропорту меня подвозил поляк, который однажды с похмелья поспорил с братом на 600 евро, кто первый притронется к рюмке. Так из жадности хлопцы держатся полгода.

– Как там, в другом мире? – спрашиваю. – Жизнь имеет смысл?

– Необычные ощущения, – говорит. – Советую.

А у меня, как назло, в багаже 75-процентный «Жальгирис» – убойная литовская настойка, от предвкушения которой ежилась печень.

И на паспортном контроле по аэропорту вдруг объявляют мою фамилию, дескать, господин Ворсобин, подойдите к литовским пограничникам.

Сдаюсь в изумлении.

– Что вы везете в багаже? – спрашивают.

– Самому теперь интересно, – отвечаю, прикидывая, имею ли я право на один телефонный звонок.

Перед мной ставят чемодан – открывайте.

И эти гады у меня изымают самое святое – «Жальгирис»! Дескать, запрещено провозить напитки такой «смертельной» крепости. Ага, а пить, значит, можно? И меня, человека русского, эти натовцы заставляют бросать бутылки, припасенные в подарок друзьям, в мусорницу – одну за другой. Одну за другой…

– Почему вы смеетесь? – удивился таможенник.

– Никогда не бросал, – отвечаю, швырнув последнюю бутылку. – Стоит попробовать…

ПЕРВЫЕ ОТКЛИКИ

«Когда есть работа – не допиваются до зеленых чертей»

После публикации первой части специального репортажа «Братья по стакану» на сайте kp.ru разгорелась жаркая дискуссия, какая нация все-таки самая пьющая и почему.

Baltas, Вильнюс (Литва):

Не понимаю, откуда статистика нашего пьянства. Наоборот, у нас очень популярным становится спорт.

Тамара (Екатеринбург):

Не поверите, как пьют в Голландии – ужас ужасный… Три месяца там жили – нагляделись… А еще видели пьяных «дам в шляпках» в Англии после скачек, которые валялись с растекшейся тушью и в порванных колготах…

Галина (Санкт-Петербург):

Ой-ей, как вы меня испугали: «Как пьют в Голландии», «Как пьют в Англии». Да у меня сосед пьет так, куда там голландцам и англикосам!

Елена (Красногорск):

На улицах по сравнению с временами СССР все-таки редко встретишь пьяниц. Не смогут удержаться на работе алкаши, поэтому все изменилось. Когда есть работа – пьют меньше. Не допиваются до зеленых чертей…

Введите данные:

Forgot your details?