На российское бездорожье – то есть места, куда в распутицу не проехать ни одним видом транспорта, приходится по меньшей мере 40% деревень и сел (по оценкам профессора НИУ ВШЭ Юрия Плюснина). Корреспондент «КП» посетила семь таких селений в Костромской области и пришла к выводу: в отличие от других русских деревень эти вымирать не собираются, а живут в них не только одинокие старики, но и очень даже инициативные и предприимчивые люди.
Мое знакомство с жителями изолированных сел начинается в 400 км к северо-востоку от Костромы, в окрестностях города Кологрива.
Все те 40 км, что отделяют Черменино от райцентра, мы движемся по трассе почти в полном одиночестве. Редкие машины – исключительно груженые лесовозы и исключительно по встречной полосе – едут «оттуда».
«Туда» – только мы
«Это хорошо, что еще холодно», – утешительно комментирует мой проводник Олег. Как потеплеет, проехать сюда практически невозможно: дорогу то и дело размывает, а что не доделали дожди, довершают лесовозы – тяжелые, по 20 и более тонн тягачи проворачивают остатки ветхого покрытия до состояния фарша.
Внедорожник сворачивает на неприметный съезд с указателем – мы въезжаем в Черменино. Олег тормозит у вытянутого одноэтажного барака на две квартиры.
Откуда не сбежать
Плотник, столяр, мастер резьбы по дереву и знаток деревянного зодчества Александр Большаков родился в подмосковной Истре, большую часть жизни проработал в Москве, преподавал свое ремесло, держал мастерскую в самом центре – в двух минутах от метро «Кропоткинская».
Но в 2011-м решил перебраться обратно в деревню. «Так и осел в Черменине», – сквозь густющую седую бороду улыбается он. И о переезде не жалеет – возрождает народное творчество и промыслы. Ложки, обереги, посуду и иную домашнюю утварь, сделанную по раскопанным Большаковым старинным образцам, охотно берут в Москве и других городах. С доставкой проблем тоже нет, заказы покупателям мастер отправляет по почте – она в Черменине еще есть, работает раз в неделю.
Большаков своей жизнью в непролазной дыре на несколько десятков человек вполне доволен. Только при упоминании числа жителей деревни Александр Владимирович поправляет меня – не 85 человек, а только 20.
Остальные 65 – обитатели двухэтажного строения за сеткой. Три года назад сюда перевезли психоневрологическое отделение Кологривского дома престарелых и инвалидов.
– Почему именно сюда? Дык потому что, присмотрись, они без решеток там сидят даже, без охраны. Бежать отсюда некуда.
Не жить, а выжить
Бездорожье в удаленных районах Костромской области царило испокон веков, с небольшим просветом цивилизации, пришедшемся на советские поствоенные годы. Сегодня же истинным хозяином этих мест, как и тысячу лет назад, остается вовсе не человек, а непроходимый черный черемисский лес, протянувшийся на 1200 километров с севера на юг и на 600 – с востока на запад.
В райцентр нет железнодорожных путей, ближайшая станция к нему – Мантурово – в 60 км отсюда. Дороги областного значения, что соединяют местные села с Кологривом, бывают недоступны иной раз целыми неделями, особенно в весеннюю и осеннюю распутицы. До отдаленных селений зачастую не проехать и зимой, если не расчищена дорога.
Ни сам город, ни десятки сел и деревень вокруг него даже не газифицированы.
Поддержкой государства местные жители вообще едва ли могут похвастать, хотя две трети населения здесь – пенсионеры и бюджетники.
То же Черменино от появления дома престарелых должно было получить если не новую жизнь, то хотя бы второе дыхание. Так во всяком случае уверяло начальство.
На деле никакой поддержки: ни обещанных дополнительных фельдшеров и врачей, ни главного – машин, которые так нужны селу, где живет два десятка пожилых людей, почти отрезанных от цивилизации, – так и не появилось.
Но цивилизация идет: пенсионеров и льготников в районе поголовно переводят на банковские карточки, и им приходится добираться (если погода позволяет) в Кологрив до единственного на весь район банкомата. Хоть смейся, хоть плачь.
И если по теплу основная беда этих мест – как проехать, то в зимние полгода – чем топиться и на что. Тем не менее, пока одни жалуются на отсутствие газа и центрального отопления, другие видят в этом свои преимущества.
– За 7 – 10 тысяч можно приобрести лесовоз на 25 – 27 кубов колотых дров, которыми семья может топиться 10 – 12 месяцев. А если бы газ был, то на отопление ей за то же время уходило бы 30 – 40 тыс. руб, – говорит один из местных жителей.
Впрочем, мнения о том, выгодно ли топить дровами, или лучше, чтобы был газ, у жителей удаленных поселений разнятся.
– В последние пару лет с дровами совсем туго. Заготавливают ведь частники, а им то «Платон» ввели, то бензин повысили, то НДС. Вот и взлетели цены на треть, а в этом году нашим лесорубам аренду земли на 40% задрали, а значит, еще на них подорожает! – негодует один из жителей села Вохма, центра самого северо-восточного района области.
Профессия – опекун
– Основная проблема у нас, кроме дорог и расстояний, – безработица, – со вздохом рассказывает Сергей Зайцев, глава Талицы, села на 300 человек в 53 км от Вохмы.
Работают здесь в основном на лесозаготовках, в социальной сфере или занимаются отходничеством – ездят на работу в райцентр или более крупное село.
Кто-то находит источник дохода в традиционных для этих мест промыслах – охоте, рыбалке, сборе чаги, ягод, грибов. Все держат личное подсобное хозяйство – огороды, реже – скот. Мужчины подрабатывают колкой дров, женщины шьют, ведут свадьбы.
Но встречаются и более оригинальные способы заработка.
Есть в Соловецком (в 20 км от центра Октябрьского района – села Боговарово) две профессиональные приемные семьи для детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
– В одной четверо приемных, в другой пять, – поясняет глава Соловецкого Ирина Лысова. – Все дети из Костромской области. Кого-то из Мантурова берут, кого-то из Костромы. Еще в одной семье в этом селе живут сразу 8 приемных.
Помимо собственно денег на детей, эти родители получают зарплату за их содержание и воспитание.
В изолированных селах жить за счет опеки выгодно и жителям, и самим поселениям, ведь так сохраняются школы. Именно они, по словам местных, являются основным индикатором «живости» села. Так что обилие опекунских семей в целом характерно для этих краев. Точно так же выживает школа в кологривском Илишеве,14 из 18 ее учеников – из приемных семей.
– Когда закрывают больницу – это еще полбеды, – говорят местные.
Ждать по два часа «Скорую» в райцентр и столько же трястись в ней – к такому местные привыкли.
– Но вот когда закрывают школу – то все, считай, умерло село. Все мужики, кто с семьями, детьми, вынуждены уезжать, остаются только старики-пенсионеры, – объясняет тетя Шура.
Счастье в медвежьем углу
Но есть в этих забытых богом селениях и совершенно другой тип людей – тот, для кого неприемлемо кормиться ни с опекунского, ни с пенсионного, ни с какого другого государева рубля.
Подачки им не нужны. Они понимают лишь один тип денег – поднятых собственноручно, своим горбом и трудом, всему вопреки.
Такова и семья потомственных ювелиров, встреченная мною в Вохме.
Три поколения – изначально геологов, затем – мастеров ювелирного дела и художников по металлу, кожевенников и резчиков по дереву, они честно пытались играть по государственным правилам долгие годы. Но в итоге установили собственные.
– Было у нас и официальное юрлицо, организация. Вначале фирма, потом ИП. 17 человек персонала держали, сами искали их, учили, – рассказывает глава семьи, красивая статная блондинка лет сорока пяти по имени Марина.
Три года ушло только на набор и обучение трудового коллектива.
Но государство не оценило вклад переехавших с далекого Урала мастеров.
– Все налоговики, пенсионщики в райцентре смотрели на нас, как на чудаков: зачем, говорят, вы 100% зарплаты-то белой платите? Можно же меньше! – вспоминает Марина.
Теперь работников в мастерской больше не держат – пришлось сократить. Увольняли, впрочем, по всем правилам – не только с уплатой всех полагающихся взносов, но и выплатой золотых парашютов в размере трехмесячного дохода – щедрость немереная по меркам вохомских работодателей даже госсектора.
Нынче единственная ниточка, связывающая фирму с государством, – патент самозанятого. И лицензия на работу с драгметаллами, ее, конечно, никто не отменял.
– В кои-то веки по доходам никому не надо отчитываться, кто там и сколько мне перевел на карту, – объясняет Илья, зять Марины, тоже работающий в семейном деле.
В бытовом же смысле семейная артель и вовсе обособилась от государства, поддерживая жизнь трех своих поколений автономно. Свое жилье семья ювелиров обустроила по принципу классической работной избы: на втором этаже спят и живут, на первом держат станки и работают.
– И слава богу, что у нас здесь такой медвежий угол! Осталось только скважину свою прорубить да солнечные батареи поставить, чтобы вообще никак не зависеть от государства, – подытоживают ювелиры.
***
Не знаю, как насчет всех остальных, но виденные мною эти русские деревни точно не спешат умирать.
Да, не просто глухие, а непролазные и непроездные, да, стареющие и безработные – но они хотят жить.
Другое дело, что жизнь зиждется не на мнимых устроителях от государства, сидящих за сотни километров, а на плечах людей, здесь живущих, – изобретательных, неугомонных.
И пока они стоят – эти удивительные северные сильные люди, будут стоять и кологривские, октябрьские, вохомские села.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
«Хотите помочь? Отстаньте от людей! Они как-то выживают и без вас»
Своим мнением о том, должно ли государство помогать жителям изолированных сел и, если да, то как, по просьбе «КП» поделилась ведущий российский специалист по развитию регионов, профессор географического факультета МГУ Наталья ЗУБАРЕВИЧ:
– В России есть места, где люди совершенно не рвутся, чтобы у них были дороги. Потому что будут дороги – сюда придет государство. Придут надзорные органы, которые посмотрят, как они в путину рыбу ловят или делают какие-то левые поставки.
Изолированная Россия, живущая вне дорог, выживает чисто за счет теневой экономики. Безусловно, это извращенная система, но у людей нет никаких других ресурсов, кроме собирательства и теневой экономики. Дороги им не очень-то для этого нужны. Но дети там не остаются. Они все уезжают. Это парадокс: где-то без дорог людям лучше, потому что нет государства и соответственно нет угрозы для теневой экономики.
Построить и содержать инфраструктуру на территории всей страны – нереально. Россия – это 17 миллионов квадратных километров. Мы замаемся искать деньги, чтобы везде были хорошие дороги. Это наш крест. Россия – слишком большая страна. Конечно, надо думать, как помочь людям периферии. Как по мне, то главный принцип здесь – отстаньте от них, они как-то выживают и без вас.