Часть 1
Часть 2
Политобозреватель «Комсомольской правды» Владимир Ворсобин решился на отчаянный эксперимент. Бросить жирную Москву и рвануть… в какую-нибудь глушь, в Саратовскую область, на должность простого репортера районной газеты. Чтобы прочувствовать, чем живет маленький среднерусский город, из каких и состоит страна.
Столичный журналист получает первое задание от районки – написать репортаж о ссоре соседей из-за сарая. И попутно понимает, почему русская жизнь такая кривая, но справедливая.
«А ТЫ НЕ ПЕЙ, В ЦЕРКОВЬ ХОДИ»
И вот влез я, Волошин, в шкуру человека с зарплатой 14 тысяч. И выясняется – такая злость! Такое унижение! Хожу по магазину и думаю – что на такие деньги купить? Выбирал самое дешевое, пальмовое масло, химический творог, пластиковую колбасу. Ладно, допустим, найду еще одну зарплату (а это значит, без оформления, вчерную, где-нибудь на стройке), будет у меня 25 – 30, пять из них уйдет на «коммуналку»…
Но как смотреть телевизор?! Представьте, приходите вы, как Катя или Костя, убитые тремя работами, домой, в свою хрущевку, и обнаруживаете лощеного ведущего, спорящего с коммунистом.
– Народ голодает, – кричит в телевизоре коммунист.
– Ну, перебор, не голодает, – морщишься ты, прикидывая, что килограммов пять мяса в месяц все-таки можешь позволить, не с рынка, конечно, а древнего, замороженного. А если ухватить мясистые кости по 50 рублей…
И тут ведущий как усмехнется во весь свой рот да как вымолвит: «Народ богатеет, благосостояние растет». Государство, дескать, еще и балует народ пенсиями, пособиями. 40 тысяч средняя заплата…
– Ах ты сука! – бессильно застонешь ты, глядя в гламурную телевизионно-московскую рожу.
И понимаешь, до какой степени бедные люди обидчивы и мятежны.
Что человек наш много вытерпит, но хотя бы за 50 тысяч. А лучше за 80. Ну а за 100 он вообще простит все!
– Володь, не нервничай. Подумаешь, 14 тысяч… – утешала соседка Надежда Сергеевна, преподаватель местного вуза. – Через это прошли почти все балашовцы. Муж у меня работал на фабрике плащевых тканей. Пять тысяч человек там работали, пока станки на металлолом не пустили… И так везде. Словно мор какой-то… И виноватых не найдешь. Ты смотри по-другому. После квартплаты у меня остается 9 тысяч пенсии. Я еще внукам по 500 рублей посылаю на мороженое… А ты, Володь, не пей. Живи скромно, в церковь ходи, и хватит тебе.
БОМБА, А НЕ ТЕМА – СОСЕДСКИЙ САРАЙ
Вот и в «Балашовской правде» из пишущих решили уйти все. Все два.
Ольга устала писать о детских утренниках, встречах с ветеранами (а другие темы ей, правдорубке, давно не поручают) и засобиралась в Саратов.
Андрей, человек-вихрь с бесконечно творческим лицом (он сейчас ворвется с криком: «А-а-а! Саранск! Я там был! Или не был? Рад! Будем работать вместе! Ты морж? Запомни – ты морж! Все не хотят. Научу! Вдвоем мы сила!»), увольняется каждый год. Ему просто нравится писать грозные заявления.
– Где этот Волошин?! – вдруг раздается голос моего нового начальника. – Бомба! Бомба, а не тема. Читательница звонила из Первомайского. Жалуется на соседский сарай. Дерзай! Только машину не дам… Сам добирайся.
ПЕРВЫЙ РЕПОРТАЖ
Еду в поселок Первомайский, что километрах в десяти от Балашова, писать о сарае.
Что уже не раздражало. Наоборот – вокруг цвела деревня, пахали трактора, и сочный чернозем жирно блестел на солнце, намекая, что шанс всегда есть. Что расцветет Балашов. С такой-то землей! И аллилуйя – ни клочка ее свободной нет! Все скуплено. Все засеяно.
Балашовский район в лидерах по зерну – это был факт железный и, черт побери, радостный…
Наконец-то я вижу богатеющую, развивающуюся вопреки Салтыкову-Щедрину русскую глубинку.
РАЗГОВОР С ЧИТАТЕЛЕМ
(С балашовской глубины.)
Интернет-знакомый, когда-то живший здесь, мою эйфорию одобрил.
«Только не слушай людей!» – почему-то предупредил он. «Каких людей?» – «Любых».
«Зачем им мне врать?» – удивляюсь.
«Они не врут. Но ты их не поймешь. Они будут говорить, что виноваты не они, а власть. Это такая русская традиция – ругать родину, – писал он. – В Архангельске все ругают Архангельск, а в Калининграде – Калининград. В Балашове, например, есть район Собачий хутор – сходи туда обязательно. Он тянется вдоль оврага, куда многие годы местные кидают мусор – прямо себе под окна. А вот скинуться на вывоз мусора жадничают. Так и живут на помойке. Кто в этом виноват, власть? У меня один ответ: люди не видят в окружающем бардаке ничего странного».
И я пошел смотреть Собачий хутор.
На моих глазах мужик через форточку бросает мешок. Он сползает по склону, подталкивая предыдущий, тот двигает мусор недельной давности, тот – месячный, а внизу… Как говаривал мой знакомый самарский поэт: «Песец, ад и пакистан». И высятся симпатичные дома над обрывом, с евроокнами и в смраде. Как памятники народному пофигизму.
И представь, читатель, вот ты стоишь, смотришь на это и думаешь: кто хуже – люди или власть? И почему все так безнадежно?
НАВОЗ И ПЬЯНКА – МИР ЧУДЕСНЫЙ
Поселок Первомайский из-за половодья напоминал Ноев ковчег.
Кучи навоза и крыши домов торчали из-под воды, истошно орала скотина, петухи ошарашенно бродили по крышам, а мужики, как цапли, стояли по колено в воде, тихо покачиваясь на ветру.
Вот и злополучный соседский сарай. Он же коровник. Черный, гнилой и на городской нос неприятный.
Хрестоматийная соседская война – пенсионеры Ивановы против фермеров Сидоровых. С одной стороны – вонь, навоз, растекающийся по окрестностям черной жижей, с другой – аккуратный газон пенсионеров с загончиком для кур.
Выслушивая жалобы на истошные крики недоеных соседских коров, на пьянки, звуки мордобития за стеной, я было заскучал. Но пошли забавные эротические подробности…
Ладно, иду знакомиться с маньяками.
Маргиналы, думал я, что с них возьмешь.
Не подозревая, какой сейчас откроется удивительный мир…
ИЗ ЗАПИСОК ГОРОЖАНИНА
Философ-краевед Вадим ФИЛАТОВ:
«В Балашов из Израиля вернулся пожилой еврей. Первое время он хорохорился, выносил всем мозг и учил жизни. Особенно его возмущало, что дома в Балашове некрашеные. На День города надевал белые штаны и пил из маленьких стаканчиков красное вино, в то время как народ – беленькую. Шли годы, и несчастный еврей стал появляться на публике все реже. И наконец совсем перестал выходить из квартиры. Как-то я заглянул к нему за сигаретами. Еврей сидел с ногами на кровати, небритый, с безумными выпученными глазами и яростно писал что-то. Наверно, звал на помощь соплеменников, чтобы спасли его… А дома в городе так и стоят некрашеные…»
Продолжение в следующем номере.