Лошадиный Освенцим. Часть 1

Невозможно поверить, что рядом с нами медленно и мучительно умирают кони. Десятками. Месяцами. Разлагающиеся трупы разбросаны по полю. А их пока еще живые собратья – обитатели фермы по разведению породистых жеребят – ждут своей очереди.

Нет, это не город Нелидово. Это Нелюдово какое-то. Первая мысль, которая приходит в голову просмотра страшного видео, которое лучше бы никому не видеть. Съемку бытования лошадиной фермы в Тверской области зоозащитники выложили в социальную сеть. И это напоминало зомби-апокалипсис. Разбитый длинный сарай вроде конюшни или хлева, а внутри и вокруг — разложившиеся запчасти от лошадей. Ноги, головы, ребра, лужи трупной жидкости, мертвечина и расчлененка на всех стадиях разложения. Сказать, что видео шокировало — ничего не сказать.

Хаотично блуждающая камера телефона непреднамеренно зафиксировала страшный по своей символичности кадр. Над ручьем, где догнивают останки трех или четырех лошадей — белый скелет, похожий на кости Левиафана из скандального фильма Звягинцева.

«Все это происходит у нас, деревня Половцево, Нелидовского района», – несколько раз повторяет оператор.

Нет, он заснял не брошенную нерадивым хозяином ферму. Пуще мертвечины шокируют живые животные. Тощие кони, привязанные в стойлах рядом с трупами своих сородичей. Козы, бегающие по костям… В таких условиях существует действующая ферма элитных лошадей известной конезаводчицы Татьяны Евтушенко.

Поверить в происходящее было трудно. Не фейк ли? А если не фейк, то что? Эпидемия? Нерадивое хозяйствование? Но каким же живодером нужно быть…

На следующий день после публикации видео я выехала в Нелидово.

Путь в хавоз

С Нелидово что-то не так. Это стало понятно уже по дороге. Во Ржеве меня высадили из автобуса, потому что водителю не захотелось везти в Нелидово всего четырех пассажиров с пусть даже купленными билетами.

– Ну а что, я же вас не в чистом поле высаживаю, тут любая маршрутка дойдет, – как само собой разумеющееся сообщил шофер.

И пока я, возмущаясь, пыталась (тщетно) дозвониться до перевозчика и качать права, трое попутчиков встретили известие со вздохом и смирением. Чего шумите, это вам не Москва.

Проливной дождь, маршрутка, пассажиры которой сидят с зонтиками, потому что из крыши-сита капает вода. Запах носков и грязного тела, женщины в паранджах… Что и говорить, место антуражное.

«Добро пожаловать в наш хавоз», – с этими словами меня встречают на автовокзале члены общественной организации Нелидово: врач Татьяна Васильева, инженер Андрей, юрист Кристина Красницкая…

"Хавоз" – местное нелидовское словцо-оксюморон. Смесь навоза, хаоса, совхоза. Хавоз, в общем, это и есть то, что творится близ Нелидово.

Почему за деятельностью фермы не производился контроль и как удалось безнаказанно устроить на территории фермы скотомогильник – вопрос. Я спрашиваю у жителей: а у вас есть СЭС?

– А вон, глядите, СЭС идет.

Кивают на довольно нетрезвого вида женщину, переходящую дорогу.

– Это наша Елена Петровна. Она раньше работала в СЭС. Между прочим, большим человеком была.

Короче, СЭС в городе нет.

Нелидово – это город, в котором теория общественного договора по Руссо работает крайне слабо. Может быть, и вовсе не работает.Поэтому общественная организация – и есть главная власть и гарант безопасности города. Бояться им нечего, все члены организации работают в Москве. Поэтому могут себе позволить вести контроль над деятельностью местных властей.

— Ну вот отвалилась от названия города буква «О», стал «Нелидов», – говорит руководитель организации Андрей Бочаров. – Кто пошел букву приделывать? Мы пошли букву приделывать.

Когда надоело ездить по кочкам и выбоинам – посчитали все ямки на дорогах и высчитали, сколько щебенки надо, чтобы заполнить все выбоины. «Крошка, я слежу за тобой», – публикации на страничке общественной организации не дают расслабиться местным властям. Четыре миллиона, выделяемые на дорогу не так просто рассовать по чиновничьим карманам. Теперь общественников приглашают на совещания в администрацию и согласуют с ними важные вопросы.

Когда появилось страшное видео состояния дел на ферме близ Половцево бить в набат начали опять-таки общественники. Поэтому именно общественники, а не ветеринария, СЭС и прочие инстанции озабочены тем, не отравлена ли продуктами разложения река? Нет ли эпидемии скота, мрущего не-пойми-от-чего? И как, наконец, наказать нерадивую хозяйку?

– Мы не спим вторую ночь, мониторим ситуацию, – говорит Татьяна, – очень боимся, что это эпидемия. Боимся, что заражена река.

При мне общественникам несколько раз звонит местное телевидение с просьбой провести на место. Вежливо, но однозначно общественники посылают телевизор эротическим маршрутом. Местным телевизионщикам здесь не верят.

Раз вы такие умные, откуда трупы?

По словам нелидовцев, история продолжается около трех лет. На территории старой свинофермы, взятой в аренду, конезаводчица разводила ганноверских и голштинских лошадей. Размножала их, полученных жеребят продавала в Москве.

Вроде бы, изначально ужасных условий не было. Одно время на ферме даже устраивали конные прогулки и лошади выглядели сытыми и довольными. Но потом дела пошли грустно. Прогулок не стало, голодный табун повадился ходить в деревню, чтобы найти себе пропитание. Нередко животные с фермы гибли под колесами проходящих поездов… В марте 2018 года на владельца лошадей поступила жалоба от жителей поселка Межа, о том, что лошади без присмотра ходят по поселку. (По другой версии жители деревни пришли к хозяевам с ружьем и криком: «Задолбали ваши кони!»). Владелец приобрел электропастухов. Набеги лошадей прекратились. Но появился запах…

Лошадиный Освенцим, расположен в лесу, на отшибе, близ деревни Половцево. Найти его можно не зная дороги. По смраду. Запах смерти лучше яндекс-навигатора доводит до места.

Длинное здание конюшни с выбитыми окнами. Когда-то здесь располагалась свиноферма принадлежащая одному из закрывшихся заводов. Потом участок долго пустовал, пока не был арендован конезаводчицей Татьяной Евтушенко.

Разбарабаненный труп овцы у порога. «Свежий», – констатирует врач Татьяна Васильева. Это значит, падеж скота продолжается. Вдохнув побольше воздуха входим в стойло. Полумрак. Электричества нет. Груда тряпья в первом стойле оказывается не тряпьем, а полуразложившийся трупом телёнка. На шее – синяя веревка, привязанная к столбику. Животное умерло привязанным и так осталось здесь. В соседнем стойле словно напыленные белым пухом на кучу навоза останки овцы. Оконные проемы, лишенные стекол, объедены лошадьми. Дальше… Запах становится невыносимым. Липкая черная туча поднимается в воздух с ленивым жужжанием. В подсобном помещении, где хранят лопаты и грабли – гниют сваленные тела. Черные ребра, головы, мумифицированные остатки ног и шкур. Не меньше десятка трупов. Кажется, что некоторые шевелятся: это ползают по периметру плоти толстый слой опарышей. Слышны шаги. Это, увидев людей, вернулись с поля козы. Козел с гангренозной раной на передней ноге. Две козы с разбухшим выменем. Пара козлят. С надеждой заглядывают в глаза и, кажется, еще немного — и заговорят на человеческом языке.

Медик сообщает, что животные не кормлены, обезвожены и не доены. Ванные для воды, расставленные возле стойла пусты. Как детдомовские дети, козы идут за нами по пятам, пока мы, заткнув носы руками и комками курток, несемся к выходу. И лишь у выхода из конюшни животные останавливаются, поняв, что их опять обманули. Топчутся в дверном проеме, смотрят с укоризной, блеют.

Шагать стыдно, мягко и топко: слой навоза, слой сена, сверху – белый порошок. Кое-где тлеют ямки с зелеными конскими ногами и ребрами.

На следующий день после появления видео в Нелидово примчались озверевшие зоозащитники. Они написали заявление в УВД, они вызвали ветеринарку. После осмотра фермы, инстанция выписала штраф и дала двое суток на утилизацию останков.

К слову, видно, что хозяева предприняли какие-то меры по уничтожению трупов. Основной массы расчлененки, запечатленной на вчерашнем видео уже нет. Но поле по-прежнему усеяно мертвыми костями. Копыто, наполненное дождевой водой, ребра, черепа… В канаве по- прежнему лежит зелёный труп лошади с отделившейся кожей. В землю воткнут обыкновенный кухонный нож, которым пытались разделать падаль. От запаха выворачивает даже Андрея.

– И эту воду пьют лошади, – подчеркивает врач. А может быть – и не только. Неподалеку от канавы протекает река Межа, источник воды для деревни и города.

Вдалеке виднеются очертания лошадей. Очень тощий конь с раздутым брюхом отделен от тощего табуна электропастухом — веревкой под напряжением. Как свидетельствуют очевидцы, до появления электропастуха животные выглядели сытнее.

На огороженной территории, трава здесь съедена чуть ли не под корень, лошади и жеребята вскидывают головы. Их около десяти. Кто-то встаёт, но у большинства нет сил. Вдалеке лежит ещё одна лошадь и бьет себя хвостом. Через несколько метров становится понятно, что шевелящийся хвост – это птицы, сидящие на трупе. Загаженное птицами тело животного лежит подле мешка с сеном, которым, очевидно, хозяин приманивал ее, чтобы отвести подальше от основного табуна. Вытоптанная площадка вокруг тела – свидетельство мучений животного.

– Вот так разводят элитных лошадей, – констатирует Татьяна Васильева.

Самое зло

«Честно говоря, я бы таких хозяев расстреливал», – так сказал оператор, снявший первое видео на телефон. Эти слова хочется немедленно воплотить в жизнь. Кто живодер? Зло, допустившее это, хочется вздернуть на ближайшем дереве.

Пока мы, потрясённые, возвращаемся по слякоти, вдалеке, на горизонте появляется чёрная фигура Зла и его собаки. Зло движется быстро, и, судя по всему, оно разъярено. Еще бы. Мы увидели все его тщательно оберегаемые секреты.

Сначала к нам подбегает собака. Она толстая, большая, сытая. Похоже, это единственное существо, которому неплохо живется на ферме.

– Какая у тебя собака красивая, – говорим мы, когда Зло подходит к нам.

– Ее зовут Акелла, – говорит Зло с гордостью, придерживая собаку опухшей грязной рукой. — Она очень умная, но добрая. Это помесь овчарки и волчка…

Зло тощее. У него веснушки на лице, длинные волосы. Его зовут Денис, ему 25, хотя на вид лет восемнадцать и похож он не на зло, а на Маугли.

Виновато улыбаясь, Денис просит покурить. Курит жадно, держа сигарету левой рукой. Правая плохо двигается. Очевидно, он страшно рад нам. Убивать его уже как-то не хочется.

– Что же ты натворил, Денис, как же ты мог, – только и есть, что сказать.

Зло пожимает плечами.

– Вам ведь не объяснишь, – говорит он, – Вы же ничего не понимаете про лошадей.

И рассказывает свою историю. О том, что скот начал умирать еще весной. Было холодно. Умирающая лошадь сломала ему руку. И без того тщедушный, он не мог сам справиться с трупами. Они так и оставались гнить и разлагаться на поле, до весны. Человек привыкает ко всему. Один труп – катастрофа, два – трагедия. Три – уже рутина.

– Можно как-нибудь сделать так, чтобы это дело замять? – Денис с надеждой смотрит на Татьяну. Женщина качает головой: уже никак. Ты сильно виноват, Денис.

– Я понимаю, – опускает он голову. – Случайно получилось. Я ведь, вообще, человек неконфликтный.

«В чем я виноват?»

С точки зрения Дениса, до недавнего времени было даже неплохо. Скотомогильник, который он развел здесь, конечно, беспокоил жителей Половцева, но в меру. Всегда можно прийти, пригрозить нажаловаться на его беспредел куда следует и получить в награду за молчание: навоз, мясо, молоко. Словом, что попросят. Беда началась от того, что у Дениса попытались украсть электрогенератор. Он помешал. В отместку житель снял на камеру скандальное видео и выложил в ютуб.

– Вчера они пришли поджигать меня. Облили маслом хибару. А почему они не пришли помочь? – спрашивает Денис. – Они же все видели.

На ферме нет электричества. Нет воды: чтобы напоить лошадь, приходится таскать ведра из колодца.

– Мне нужна помощь. Я не справляюсь один, – говорит Зло жалобно.

– А как же мама?

Его лицо принимает тревожное выражение.

Денис очень любит свою маму. О том, что она у него самая умная и красивая, в разговоре звучит постоянно. Мама закончила ветеринарный институт с красным дипломом. И ее ни в коем случае нельзя беспокоить – она одна, она болеет.

Чему учила мама

Увиденные нами живые и мертвые лошади Апокалипсиса — собственность мамы, Татьяны Евтушенко, и Дениса. Мама покупает, разводит, продает жеребят. Хорошие лошади дороги: 700-800 тысяч рублей. Но Евтушенко они достаются почти вчетверо дешевле. Конезаводчики покупают животных, покалеченных на конкуре и на бегах. «Был у нас конь, ему все зубы выбили, а так, хороший конь, офигенных кровей. За сто тысяч всего купили. Была лошадь с разрывом прямой кишки. Она тремя копытами в могиле стояла. А мы от нее двух жеребят получили… Или вот кобылица. На конкуре вкопали в препятствие, у неё ноги кривые. А так – отличная кобылица. Столько жеребят принесла. А потом мы ее еще и продали».

Денис убежден: они делают хорошее дело. Разводить лошадей дорого, не прибыльно. Они — последние могикане. Подвижники. Популяризаторы. Нет, мама не живодер. Осуждать ведь все горазды. Какие же они живодеры, если в семье у них заведено:

– Мы никогда не убиваем лошадей. Не пристреливаем, не усыпляем, как некоторые. Они все умирают своей смертью.

В его голосе звучит гордость.

Как ты живешь?

Денис живет здесь же. Среди вони, смрада, в окружении трупов. Вроде как и не пахнет уже. Чем питается? У него курочки. Они живут с ним в пристройке. Вчера не выдержал. Надоил у козы стаканчик молока.

– Ты ведь умный человек, Денис, – говорит Татьяна. – У тебя не было желания найти себя где-то еще? Может быть, не на этой ферме?

Денис качает головой. Конечно, нет. Он с детства с лошадьми. Он все про них знает. Образования у него, правда, нет, но можно считать, что оно средне-специальное. Ему ведь мама с детства все показывала, рассказывала и всему учила. Сейчас он уберет все трупы и снова будет хорошо.

Денис рассказывает, как разделывает лошадей. Разрезает на куски. Хорошее мясо отдаёт собаке. Остальное — закапывает. Обязательно в навозную кучу.

– Я вам расскажу то, что никто никогда не расскажет, – откровенничает он. – Знаете, что самое важное на ферме? Навозная куча. У неё волшебные свойства. Там даже кость за полгода исчезает. Мне кажется, – он понижает голос до шепота, — если в навозную кучу закопать человека – он тоже исчезнет.

Денис смеется.

Мы возвращаемся по топкой и мягкой земле, покрытой толстым слоем навоза.

Продолжение следует

Введите данные:

Forgot your details?