Первый в России кандидат наук по теологии о. Павел Хондзинский: «Меня удивило количество злости в откликах оппонентов-биологов»

– Отец Павел, вы и так доктор богословия. Зачем вам еще нужно было ввязываться в защиту диссертации так сказать в светской «номинации»?

– В этом году нашему университету исполняется 25 лет, из них последние 20 лет мы боролись за то, чтобы теология была признана сперва образовательной дисциплиной, а потом и научной дисциплиной, видя свою задачу в легализации церковной науки в обществе. Плюс наш университет был первым учебным заведением русской церкви, который получил государственную аккредитацию.

– То есть вы выдаете дипломы государственного образца…

– Уже давно.

– И какая специальность там записана?

– Теолог. Сперва это были дипломы бакалавра теологии, потом к ним прибавились дипломы магистра теологии. И последнее наше достижение – это аккредитованная государственная аспирантура по теологии. Насколько я знаю, пока единственная в России. И логично было попробовать и защититься.

– То есть как Александр Матросов бросились на амбразуру?

– Матросов, наверное, понимал на что идет. А я не очень представлял последствия, шумиху, сопротивление. Просто уже отступать было некуда. Кроме того, как всякий вуз, имеющий аккредитацию, мы нуждаемся и том, чтобы у нас были преподаватели с научными степенями. Для прохождения аккредитации, для отчетов по науке…

– Это понятно – для того, чтобы вуз был аккредитован, должно быть определенное количество преподавателей, имеющих степени доктора или кандидата наук.

– Да, хотя по умолчанию наши богословские степени как бы и признавались, но только в стенах нашего вуза и не для всех показателей это было значимо. Поэтому обычно делали так: человек защищался по богословию, а потом смотрел, во что свою работу можно переделать – в философскую или религиоведческую, защищал в государственном совете переделанную диссертацию и получал необходимую степень.

В 2010-м году я написал монографию о святителе Филарете Московском. Защитил по ней кандидатскую по богословию, и мне советовали сделать то же самое. Я дал одному уважаемому мной человеку посмотреть, чтобы он мне сказал, во что лучше переделать. А он мне сказал, что это ни во что нельзя переделать – это диссертация именно по богословию. Я успокоился, и занялся докторской. Она у меня по другой теме, но тоже связанной с русским богословием. А сейчас, когда теологию государство признало как науку, я решил, что имею некоторые основания для того, чтобы подтвердить свою степень.

– Тогда давайте разберемся чем отличается теология от богословия?

– Слово «богословие» перевод слова «теология». Но в современном русском языке можно говорить о некоторой разнице словоупотребления. Когда мы говорим о богословии, мы говорим о том, что составляет весь корпус церковных текстов, это Писание, постановления Соборов, богослужебные тексты, сочинения святых отцов. В этом смысле богословие нельзя назвать наукой. Да и само понятие науки возникает только в Новое время, поэтому тогда возникает и теология как наука, которая занимается изучением тех самых текстов Предания.

– Ваша кандидатская диссертация по теологии называется «Разрешение проблем русского богословия восемнадцатого века в синтезе святителя Филарета митрополита Московского». Любая научная работа должна нести элемент новизны, некие открытия. В чем новизна вашей работы?

– Одна дама в свое время попросила Льва Николаевича Толстого вкратце пересказать содержание «Анны Карениной». Он ответил – если бы это можно было пересказать короче, я бы это короче и написал. Но я попробую.

У нас в стране последние сто лет с богословием и с теологией было плохо, и история русского богословия в том числе плохо разработана в принципе. По сложившемся в начале двадцатого века воззрениям было принято считать, что 18-19 века – это время падения богословской науки. Она оказалась в плену у западной религиозной мысли и ничего оригинального не высказала. В общем, занималась не тем, чем ей надо было заниматься. Дело однако в том, что вместе с наступлением того самого Нового времени начинаются известные интеллектуальные и духовные процессы, которые вместе с петровскими реформами они приходят в Россию. Пафос моей работы в том, чтобы доказать, что русское богословие обязано было заниматься этими проблемами и занималось ими. Да, оно не сразу смогло их разрешить в силу определенных обстоятельств, но именно святитель Филарет был человеком, которому это удалось.

– Отец Павел, как по-вашему, диссертацию по теологии может написать человек неверующий?

– С моей точки зрения, нет. В процессе защиты моей диссертации много спорили об этом. Прописывая методологию своего исследования, я настаивал на том, что теологу необходим личный опыт веры. Текстами, которыми занимается теолог, могут заниматься самые разные специалисты. Философ, религиовед, историк, филолог. Но при изучении этих текстов у них будет разная точка зрения.

– Разные предметы исследования…

– Да, можно сказать и так. Например, исследуя сочинения кого-то из отцов церкви, религиовед вопрос о существовании Бога выносит за скобки своего исследования. Теолог же, анализируя, исходит из тех же установок, из которых исходил его автор.

– Он понимает, что написал автор, потому что разделяет его точку зрения…

– Именно: его веру и его убеждения.

Биологи не поняли

– Отец Павел, как вы стали деканом? Какое у вас образование?

– Я закончил Санкт-Петербургскую консерваторию по классу фортепиано. Какое-то время преподавал, выступал. Потом в силу неких событий в моей жизни я встретился с одним замечательным священником. Он меня благословил учиться в Свято-Тихоновском университете. Я его окончил в начале двухтысячных годов. И ректор, отец Владимир Воробьев, меня пригласил преподавать.

– Что вы преподавали?

– Преподавал и преподаю пасторское богословие для священников, то есть богословские основания священнического служения. И последние годы, это с моей научной работой связано, преподаю историю русского богословия.

– У нас сейчас несколько православных университетов, есть семинарии. Власть поддерживает духовные школы, где готовят священников. Почему вы так настаивали, чтобы теология попала в список ВАКа как научная дисциплина?

– В силу исторически сложившейся обстановки. Духовные семинарии заточены на подготовку приходских священников. Академии – следующая ступень, но и у них есть своя специфика – они тоже далеко не всегда ориентированы на церковную науку. Между тем, я считаю, что присутствие церковной науки в общественном интеллектуальном пространстве совершенно необходимо, если мы в этом обществе живем. Теология представляет ту точку зрения, которая не дает никакая другая наука. Если мы хотим полностью сложить картинку, то в ней должен быть и этот пазл.

– Главными оппонентами у вас были биологи. Было написано несколько очень резких рецензий на вашу диссертацию… Но теология и биология несколько разные науки…

– Не то слово.

– А почему не было критики со стороны ваших коллег?

– У меня были официальные оппоненты, и они высказывали свои замечания, но в целом поддержали мою концепцию. Мне кажется, главное, что моя защита неожиданно показала, для чего нужна теология. Да, я не ждал такого демарша со стороны биологов. Но я и не ожидал и того, что многие гуманитарии выступят в мою поддержку. Не говоря уже про российских коллег, я получил, например, совершенно неожиданно письмо из Гарварда. Некий профессор из Русского центра — оказывается и такой там есть — мне написал: мы знаем ваши работы, очень рады, что вы защитились.

– А мусульмане, иудеи, буддисты собираются защищать диссертации по теологии?

– Недавно в МИФИ была большая конференция «Теология в гуманитарном образовательном пространстве». Там были представители иудаизма и мусульманства, они тоже будут создавать свои советы и защищать диссертации. Буддисты в этом процессе не захотели участвовать — сказали, что им это не интересно.

– Кстати, в национальном ядерном университете МИФИ — в одном из первых открыли православный храм. Мы, люди, воспитанные в советское время, не очень себе представляем как занятие серьезной наукой, физикой сочетается с присутствием церкви…

– Я не вижу тут противоречий. Фундаментальная физика, если честно говорить, давно вошла в области не проверяемых гипотез. При этом, один физик мне говорил, что в силу этого одним из признаков достоверности гипотезы, например, является ее красота.

Но дело не в этом. Обычно говорят, что сегодняшние научные гипотезы противоречат библейским текстам. Я не вижу в этой большой проблемы, поскольку наука находится в состоянии постоянного становления. Она старается ответить на вопросы о том, как существует этот мир. Но вот почему он существует? Я не уверен, что наука способна ответить на этот вопрос.

Религия в школе

– В школе в четвертом классе стали преподавать основы религиозных культур. Одну четверть. Модулей шесть, посвященных традиционным религиям России. Но только представители РПЦ ратуют за то, чтобы курс расширили и преподавали все 11 лет…

– Я не берусь отвечать на этот вопрос. Надо смотреть, в каком это виде это хотят делать. В принципе, мы живем в стране, история которой насчитывает тысячу лет христианской культуры. Знать ее совершенно необходимо. Не знаю, как сейчас, а лет пятнадцать назад я заглядывал в один из учебников по истории России девятнадцатого века. Там были, понятно, фотографии и портреты русских писателей, политиков, общественных деятелей, но не было ни одного портрета духового лица. Хотя в XIX в. были оптинские старцы, был Иоанн Крондштадтский, святитель Филарет. Нельзя представить русский девятнадцатый век без участия церкви.

– Да и историю дома Романовых, например, тоже…

– С этой точки зрения основы православной культуры, безусловно, необходимы. Другое дело, как их преподавать, сколько. Но это не мой вопрос.

– Те, кто критикуют идею расширения курса православной культуры, говорят о том, что таким образом церковь хочет вербовать в школах себе паству… А школы у нас заведения светские.

– Светские не значит атеистические. Знаете, что меня удивило в моих оппонентах-биологах? Количество злости, присутствующей в отзывах. Была сделана специальная рассылка с призывом бороться с попами не брезгуя для этого всякими мерами.

С этим чего-то надо делать. Должно быть уважение к своей истории, культуре. В начале 20 века был такой русский религиозный философ Семен Франк. Он сказал, что на референдумах надо учитывать мнение мертвых. То есть, тех, кто за нами стоит, наших предков. А чтобы его учитывать, надо их хотя бы немного себе представлять.

– Давайте будем честными — и среди православных иерархов есть люди злые, резкие, не готовые услышать другую точку зрения…

– А вот для этого и нужна теология – чтобы мы могли говорить на языке науки, испытывая уважение друг к другу. Наука как раз и предполагает возможность различных точек зрения и их уважительное, аргументированное и основанное на знании предмета обсуждение.

– Вы бы сели за один стол с биологами, которые вас критиковали, чтобы попытаться с ними найти общий язык?

– Говорить надо со всеми. Боюсь, что скорее они со мной не захотят сесть за один стол.

– А если бы было такое предложение?

– Можно попробовать. У меня недавно спросили, что я думаю по поводу предложения Познера поднять вопрос об оскорблении чувств атеистов. Я ответил – «Пожалуйста, для этого нужно только одно — чтобы атеисты признали, что атеизм – это тоже вера».

Увидели Бога

– Отец Павел, выдающийся ученый, один из основателей советской космической программы, соратник Королева Борис Раушенбах последнюю треть своей жизни посвятил религии, стал серьезным исследователем, сейчас бы сказали — теологом. Вообще, многие ученые к концу жизни приходили к религии. Особенно часто это происходило с физиками, математиками, представителями естественнонаучных дисциплин. Я знаю московских священников, у которых математическое образование…

– Это продолжение вашего же вопроса о том противоречит ли вера в бога занятиям наукой. Оказывается, не противоречит. Раушенбах, насколько я знаю, сыграл большую роль в том, что при советской власти решили отмечать 1000-летие Крещения Руси. В конце жизни он был вполне церковным человеком. Ходил в наш главный университетский храм – храм святителя Николая в Кузнецах. Наука, если отойти чуть в сторону от научного атеизма, свидетельствует о разумности мира. И тем самым непредвзятого человека рано или поздно должна привести к мысли о том, что у разумного мира есть разумный Творец. Хотя бы.

– Министр образования и науки Ольга Васильева недавно сказала, что со следующего учебного года будет открыто 632 места в государственных университетах, где будут учиться по специальности теологии. А почему нельзя теологов готовить в православных академиях и университетах?

– Наш университет этим занимается. В этом году мы выпустили 46 бакалавров. Еще 25 заочников. Немного, конечно. В Лейпциге, для сравнения, на теологическом факультете учится 800 человек. У нас еще необходимость церковной науки, существования прослойки церковных ученых, может быть, не до конца осознана, в церкви в том числе. Сейчас делаются только первые шаги.

– Вы предполагаете, что люди, которые получат теологическое образования в светских университетах, не будут работать приходскими священниками?

– Чтобы стать священниками, им надо параллельно получить еще духовное образование. Вообще же, совмещать науку и службу в приходе невероятно сложно. Но вот на каких должностях будут теологи? У нас в перечне специальностей такой нет. Правда, там нет и специальности философа.

– А кто учить теологии будет? У нас достаточно преподавателей?

– Учебные заведения, имеющие статус федеральных университетов, должны были, чтобы получить такой статус, иметь у себя кафедру теологии. Плюс и в не федеральных университетах уже де-факто существует достаточное количество кафедр теологии.

– Там работают светские люди?

– По-разному. Иногда работают священники, имеющие светскую степень. Есть и светские люди.

– И последний вопрос. Скоро вы получите свежую корочку кандидата наук по теологии. Что вы с ней будете делать?

– Если получу, положу к остальным. У меня их много. Это будет мой вклад в фонд нашей аккредитации. Я не буду за это получать дополнительные деньги. Я уже получаю доплату как доктор богословия.

– У вас большая зарплата?

– Смотря с чем сравнивать, мне во всяком случае хватает. Как бы то ни было, я рад, что средства к существованию мне дает моя преподавательская и научная деятельность, а священническое служение не связано для меня с необходимостью зарабатывания денег. Здесь всегда есть тонкая грань, перейдя которую, легко оступиться.

Введите данные:

Forgot your details?