Священный для каждого петербуржца день полного снятия блокады Ленинграда, который наш город в 84-ый раз отметит завтра, 27 января еще и повод вспомнить тех, кто отстоял Ленинград, спас его.
Михаил Михайлович Бобров, профессор, альпинист, пятиборец, Почетный гражданин Санкт-Петербурга во время блокады маскировал высотные доминанты города, которые могли послужить прицелом для вражеской артиллерии. В те тяжелые для страны и города дни ему не было еще и 18 лет. В интервью корреспонденту Невских новостей Михаил Михайлович делится воспоминаниями о тех трагических временах.
Это было самое тяжелое время, пожалуй, за всю блокаду не было более тяжелого времени, чем зима 1941-1942 годов. Страшный холод, голод, отсутствие транспорта в городе, страшные артиллерийские обстрелы, бомбежки. Постоянные налеты немецких самолетов на город.
Наши доминанты золотые: это шпиль Петропавловского собора, купол Исаакиевского, Никольского собора, все его звонницы и шпиль, Адмиралтейства шпиль: они ведь бликовали не только в солнечные дни, но и в лунные ночи. Это были отличные ориентиры, по которым немцы, артиллеристы точно били, попадая в определенный «квадрат» города. Причем, у них весь город был четко разбит на квадраты, например, 127-ой квадрат – это Дворец Пионеров, 9-ый квадрат – это Эрмитаж.
Разведчики вынесли из-за линии фронта немецкий планшет с подробным планом Ленинграда. Особенно выделялись шпили, купола, кресты, с точным указанием расстояния до них. Это были своего рода артиллерийские "привязки", благодаря которым немцы и вели прицельный огонь.
Нашлись четверо смелых, занимавшихся альпинизмом – это Ольга Фирсова, Александра Пригожева, Алоиз Земба и Михаил Бобров. Крохотному отряду маскировщиков предстояло укрыть все высотные доминанты города, превратив купола и шпили в невидимки. 101,5 – высота купола Исаакиевского собора была взята первой.
Забрались наверх, покрасили крест. Каждый взял себе четвертую часть этого купола. А потом были покрашены звонницы и действительно в течение недели прицельный огонь в этом районе прекратился.
Серым неприметным покрытием покрасили только два собора – Исаакий и Петропавловку – там позволяла позолота. Остальные высотные доминанты необходимо было зачехлить, чтобы не повредить тончайшее покрытие из листов сусального золота.
Впервые нас обстреляли на Адмиралтействе, когда со стороны Дворцовой площади выскочил "Мжессершмитт", на «бреющем полете», совсем низко, пошел сразу на шпиль Адмиралтейства и дал очередь по Оле Фирсовой, которая наверху зашивала чехол на Иглу Адмиралтейства. Пули прошли между ног, между телом и рукой: в шпиль попали, а в нее нет! Мы ее быстро спустили вниз, и она нам говорит: «Ребята, я даже видела лицо этого летчика!»
Моральный дух защитников и жителей осажденного города поддерживали ленинградские артисты, поэты, композиторы. Работало радио, театры. Летом 1942 года в Большом зале Филармонии была исполнена Седьмая «ленинградская» симфония Дмитрия Шостаковича. На партитуре, доставленной в блокадный город на самолете из эвакуации, рукою автора было написано: «Посвящается городу Ленинграду».
Было тяжело и в то же время радостно потому, что работала Филармония, работал Театр оперетты. А ведь театр тоже не имел тепла, в дикие морозы, в бомбежки и обстрелы выступали артисты. Как балет выходил танцевать? Как они репетировали? Причем, голодные, иногда теряли сознание прямо на сцене.
Шпиль Петропавловской крепости мы укрывали зимой 1941-1942 годов. Декабрь и январь – это было самое голодное время, самые страшные обстрелы. Мы работали днем, немцы видят, что исчезает последний ориентир и с «бреющего полета» несколько раз стреляли по нам, поэтому мы переходили на ночную работу.
Спали днем в теплом закутке собора Петропавловской крепости прямо на царских могилах. Работали ночью на высоте 122,5 метра. Лютая зима 1941-1942 годов: морозы под сорок, 125 граммов хлеба на человека, цинга, слабость. К весне 1942 года из четверых альпинистов, укрывавших «высотки» Ленинграда в живых остались только двое – Ольга Фирсова и Михаил Бобров. Александра Пригожева и Алоиз Земба умерли от голода и цинги.
На царские могилы в Петропавловке мы положили настил деревянный, из разрушенного дома, который немецкая авиация разбила, мы принесли матрас, притащили спальные мешки из дома и сделали хорошую себе, так сказать, опочивальню. Светила нам коптилочка в гильзе от немецкого снаряда, коптила она нещадно, но вполне можно было днем отоспаться, а ночью мы выходили на работу. Забраться наверх, к Ангелу нужно было подняться безо всяких страховок. На «самостраховке». Поднимались до окна до 103-х метров, там окошечко такое – форточка, вылезали через нее и снаружи нужно еще лезть 19 метров.
В гости к нам в середине декабря пожаловал наш Митрополит Ленинградский Алексий I. Посмотрел как мы живем, немножко покачал головой, потому что мы спим прямо на могилах, но сказал, что ничего, раз жизнь заставила. Все равно все мы люди православные и похоронены тут православные, в общем, в одном мире живем. Очень по-доброму отнесся к нам, а потом вышли мы, он – в длинной рясе своей, шуба поверх, бинокль под шубой и потихонечку пошли мы с ним по лестнице наверх. И когда он поднялся и увидел с верхнего «фонарика» прекрасную панораму города, трагическую панораму города: город обстреливался в это время, били зенитки, он перекрестился, благословил город – тоже его перекрестил в надежде на то, что все-таки город сохранится, город выстоит, что ленинградцы победят.
Перед отправкой на фронт войска из Ленинграда проходили по Петропавловской крепости.
Мимо алтаря со стороны усыпальницы , минуя могилу Петра I строевым шагом проходили наши войска, шли они в колонну по трое, сняв головные уборы. Их, буквально, благословлял Петр I на подвиг. Они выходили на площадь, строились там и комиссар или командир, выступая перед ними, говорили: «Товарищи солдаты, товарищи офицеры, мы проходим мимо могилы полководца, основателя города Ленинграда, который построил этот город, который дрался на этих землях, он победил здесь шведов, создал прекрасный город, поэтому будем драться за этот город, клянемся!» Это было необычайное чувство, комок в горле стоял и слезы подступали.
После страшной блокадной зимы 1941 – 1942 годов в городе возобновил работу общественный транспорт.
Был большой праздник весной в 1942 году, когда пошли первые трамваи. Всем городом очищали трамвайные пути, трамвайный парк приводили в порядок. Все трамвайные составы были просто наряжены. Люди с восторгом встречали первые трамваи, которые пошли после тяжелой блокадной зимы. Старушки кланялись, молились. Военные кричали: «Ура!», салютовали, вверх стреляли.
Дальнейшая военная судьба Михаила Боброва сложилась так, что он в составе специальной группы был отправлен на Кавказ для продолжения войны с фашистами. Но родной Ленинград, конечно, забыть не мог. Любовь к городу помогла выжить.
Я не мог бы родиться в другом городе, не мог родиться в другой местности, так судьбой было дано, так Богом было дано, что я родился именно здесь.
Сейчас Михаилу Михайловичу Боброву 93 года, он по-прежнему живет в Санкт-Петербурге. Удостоен звания Почетный гражданин Санкт-Петербурга.