Целый год «русский Стивен Хокинг», побывавший в тюрьме за разбой, сражается за свободу невиновного друга. В отчаянии он написал открытое письмо в Верховный Суд. Закрытые его письма никто не читает.
История инвалида-грабителя Антона Мамаева прогремела на всю Россию летом 2017 года. Правозащитники нашли полностью обездвиженного человека в СИЗО «Матросская тишина». Антон, не способный даже поднять кружку с чаем обвинялся в разбойном нападении! Причем потерпевшими были здоровые ребята, некогда служившие в спецназе.
Абсурдность обвинения была очевидна абсолютно всем, как и то, что человек с таким заболеванием просто не выживет в тюрьме. Разразился скандал. Решением Мосгорсуда наказание Мамаеву изменили с реального срока (4,5 года) на штраф в 200 000 рублей.
«КП» освещала эту историю и когда Антон был еще за решеткой, и сразу после приговора, когда он приходил к нам на радио. Все, о чем говорил Мамаев, кроме ужасов СИЗО (в его положении это реально был ужас) — это его друг Василий Сероштанов, который так и остался в тюрьме. (Я лично была на заседании Мосгорсуда и видела, как услышав решение, зарыдала от отчаяния и несправедливости его старенькая мать).
– Получается, я вышел! А он, абсолютно невиновный человек, это даже потерпевшие подтверждали, так и остался там?! – горячился Антон. – Парень просто работал у меня сиделкой и никогда не участвовал ни в разговорах, ни в делах. Он, фактически, был моим телом. Но ни следствие, ни суд не стали даже разбираться, а просто признали Василия виновным. Я пройду все суды, если надо! Не могу Васю там оставить.
И Антон свое слово сдержал. Весь этот год Мамаев занимался тем, что пытался вытащить друга. Однако, не прислушался к нему ни Мосгорсуд, ни Верховный.
– Судья Верховного Суда не посчитал необходимым передать нашу жалобу для рассмотрения по существу и вернул ее, написав формальное постановление об отказе, – объясняет адвокат Мамаева Андрей Орлов.
– В отчаянии я вот написал открытое письмо заместителю председателя Верховного Суда РФ. Уважаемая «Комсомольская правда», опубликуйте его, ради друга, который страдает за меня.
Публикуем.
«Заместителю Председателя
Верховного Суда Российской Федерации
Председателю Судебной коллегии
по уголовным делам Верховного Суда
Российской Федерации
Давыдову В.А
Уважаемый Владимир Александрович!
Поводом для обращения к Вам является вопиющее проявление несправедливости правосудия, вот уже почти год занимающее все мои мысли. Мне кажется, что суть проблемы, о которой я собираюсь поведать, будет ясна каждому, независимо от наличия у него юридического образования.
Речь пойдет о моем помощнике и самом близком друге – Василии Сероштанове, невольно ставшем фигурантом моего уголовного дела, прогремевшего на всю страну. О его судьбе не сокрушались государственные и общественные деятели, о нем практически не писали журналисты. Его словно и «не было» во всем этом уголовном деле. А ведь это человек, которого, в отличие от меня, отправили на 3 года в колонию.
Представьте себе следующую ситуацию: к тяжело больному инвалиду-колясочнику приставлена «сиделка» и по долгу службы она каждый день ходит с ним на прогулки. Инвалид всегда решает сам, где они будут «гулять»: во дворе, в парке или на оживленной центральной улице. Сиделка не задумывается, почему ее подопечный выбрал тот или иной маршрут – она просто исполняет его пожелания. И вдруг во время одной из таких прогулок инвалид ни с того ни с сего достает из сумки пистолет и смертельно ранит проходящего мимо человека.
Был ли у сиделки общий с ее подопечным умысел на убийство? Или сам факт того, что она довезла убийцу на инвалидном кресле прямиком к жертве, неминуемо превращает сиделку в соучастника преступления? Простая человеческая логика подсказывает — нет, конечно! Но судя по логике судов и следствия, которые я почувствовал на себе, будет и получит срок до 10 лет!
Чем же Василий Сероштанов отличается от такой сиделки? Он ею буквально и являлся. Я платил Василию деньги за помощь по уходу за мной. А это, поверьте, крайне непростая работа. То, с какой ответственностью, вниманием и добротой Василий относился ко мне, сделало его моим ближайшим другом. Василий привез меня в тот вечер в гаражный кооператив, где, по версии обвинения, произошло «разбойное нападение». Он приехал туда не для устрашения служившего в спецназе «амбала»-потерпевшего, а просто потому, что без Василия я не смог бы даже встать с кровати. Какими бы ни были мои цели той поездки, Василия они не касались.
Испытывая ко мне личную неприязнь, потерпевшие оклеветали меня. Однако у них хватило мужества не лжесвидетельствовать против Василия Сероштанова:
Цитата из уголовного дела:
«Вопрос следователя собственнику мопеда – потерпевшему Малову: Конкретно Сероштанов высказывал в Ваш адрес слова угроз? Применял ли к Вам либо Попкову физическое насилие?
Ответ Малова: Конкретно он нет» (т. 1 л.д. 95).
«Вопрос Малову: Было ли у Сероштанова какое-либо оружие?
Ответ Малова: У Сероштанова никакого оружия при себе не было» (т. 1, л.д. 98);
«Вопрос Малову: Присутствовал ли Сероштанов при разговорах с Мамаевым?
Ответ Малова: Сероштанов присутствовал, находился в стороне и курил сигареты на некотором удалении от нас. Разговаривал только Мамаев» (т. 1, л.д. 98);
«Вопрос потерпевшему Попкову: Было ли какое-то оружие у Сероштанова?
Ответ Попкова: при разговоре он не присутствовал, стоял в стороне. Оружия у него не видел» (т. 1, л.д. 106);
«Вопрос Попкову: Сероштанов в ваш адрес высказывал угрозы?
Ответ Попкова: Нет» (т. 1, л.д. 106);
Показания Малова в суде первой инстанции на вопрос прокурора: «Мамаева всегда сопровождал Сероштанов, который помогал ему передвигаться, осуществлял иные действия, подавал телефон, прикуривал ему сигарету. От Сероштанова угроз не поступало, он был за рулем и не участвовал в разговоре» (т. 3, л.д. 60).
Я хотел бы задать вопрос следователю Худакову А.И. и прокурору Правосуд Ю.В., активно способствовавшим направлению Василия Сероштанова в колонию: «Как смели вы утверждать, что Василий – соучастник разбоя и исполнитель моей «преступной воли», если он не высказывал каких-либо угроз в адрес потерпевших, не щелкал перед потерпевшими затвором некоего выдуманного ими же оружия и не применял физической силы по отношению к ним?»
Все просто. Всем понятно, что без так называемого «соучастия» Василия наше уголовное дело непременно бы «рассыпалось». Так как в таком случае в качестве фигуранта дела остался бы только я, парализованный инвалид. Сомневаюсь, что кто-то возьмётся утверждать, что я могу на кого то напасть.
Да, по окончании «общения с потерпевшими» Василий уехал на мопеде, тогда еще принадлежавшем потерпевшему Малову. Судьба сложилась так, что я не могу ездить на мопедах, поэтому Василий, как моя сиделка, сделал это за меня. Вот и все его «участие в «разбойном нападении» в понимании следствия и суда. К тому же, разбой признается оконченным преступлением с момента нападения в целях хищения чужого имущества с применением насилия либо с угрозой применения такого насилия. Даже мне, не юристу, понятно, что не может считаться разбоем управление мопедом уже после так называемого «нападения» на потерпевших. Однако в этом «нападении» Василий не участвовал – это подтвердили потерпевшие. Это уже не просто сомнения в виновности моего друга, это прямое доказательство его непричастности к совершению разбоя!
Мне можно возразить, что факт разбоя доказан судом, а Василий, будучи моими «руками и ногами», выполнял команды «мозгового центра», разделяя со мной преступный умысел. В таком случае я задал бы вопрос: «Тот факт, что Василий подкатил мою коляску к потерпевшим и отошел в сторону, непременно означает, что он напал на них вместе со мной?» Очевидно, что это утверждение неверно.
Возьму на себя смелость утверждать, что суд первой инстанции пришел ровно к такому же выводу. Иначе как еще можно объяснить то обстоятельство, что я был приговорен к 4 годам 6 месяцам лишения свободы, а Василий «получил» «всего» три года? Тем самым суд признал, что Василий является не столь общественно опасной личностью как я, и что роль Василия в совершении «преступления» и степень его фактического участия в нем значительно менее социально опасны.
У меня нет объяснений, почему по результатам апелляционного рассмотрения положение Василия было существенно ухудшено по сравнению с моим. Если суд апелляционной инстанции решил заменить мне реальное лишение свободы штрафом в 200 тысяч рублей, то путем простых математических расчетов он вполне мог приговорить Василия к штрафу в размере 135 тысяч рублей. В таком случае сохранилось бы соотношение строгости назначенных нам с Василием наказаний, и принцип справедливости был бы соблюден.
Также вызывает недоумение, что суд апелляционной инстанции изменил категорию преступления на менее тяжкую. Но только в отношении меня одного. На мой взгляд это не имеет ничего общего с правосудием!
Я и Василий были признаны судом первой инстанции виновными в совершении одного и того же преступления группой лиц по предварительному сговору. Как я, так и Василий были приговорены к лишению свободы на срок, не превышающий 5 лет. В отношении нас обоих было установлено наличие смягчающих обстоятельств. Суд установил, что Василий действительно осуществлял уход – и не только за мной, но и за своей матерью преклонного возраста. Каких-либо обстоятельств, отягчающих наказание, в том числе в отношении Василия, судом установлено не было. Таким образом, были соблюдены все без исключения условия, позволявшие суду изменить Василию Сероштанову категорию преступления.
Несмотря на это, судьи Московского городского суда придумали диковинную правовую конструкцию, но забыли написать на ее фасаде: «Мамаев и Сероштанов, будучи соучастниками одного и того же преступления, все же умудрились совершить преступления разной степени тяжести. Однако роль Сероштанова была не столь значима, поэтому он должен сидеть в тюрьме, а Мамаев – выйти на свободу!».
Принцип целесообразности взял верх над принципом законности. Я буду биться за моего друга до конца, пока это позволяет мое здоровье.
Невиновный Василий Сероштанов должен немедленно выйти из тюрьмы!
На основании изложенного прошу Вас отменить Постановление Верховного Суда Российской Федерации от 20.02.2018 и передать поданную в моих интересах кассационную жалобу адвоката Орлова А.А. от 09.01.2018 для рассмотрения в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации.
С Уважением,
А.Э. Мамаев»