Меня трясло и лихорадило. Хотя еще несколько часов назад я был вполне себе счастлив – тогда я пальцами сжимал пластик пол-литровой бутылочки виски из шереметьевского дьюти-фри. Черт меня дернул его купить! Я же знал, что в Иране алкоголь под запретом. Что пассажиров с европейских рейсов досматривают, бутылки изымают. А за продажу и распитие внутри страны по суровым исламским законам – 70 ударов плетью! Я ж не мазохист. Хотя… Это было мучением — за полчаса до посадки в Тегеране попытаться влить в себя хоть сколько-нибудь, но желательно побольше. Может, это меня потом и спасло?
На пограничном контроле я смешался с толпой прилетевших из Багдада.
– Мы – паломники, в Иране много исламских святынь, – объяснил мне Хайдер Альджобори – нефтяник из Эн-Наджафа. Он для ирано-иракского военного конфликта (кровопролитная война началась в 1980-м и длилась 8 лет) был еще слишком мал. Гораздо лучше помнит время американского вторжения.
– Американцы же нас с братьями-иранцами и стравили, – уверен Хайдер. Он хоть из Ирака, но, как и большинство иранцев, – шиит. Это такая ветвь в исламе (ну как католики и православные в христианстве). Но большинство в исламе исповедуют суннизм. И обе эти ветви (в отличие от католиков и православных) друг к другу непримиримы.
Сзади к нашей очереди пристроилась нехилая группа людей в камуфляже.
– О, это рейс из Дамаска, тут по несколько самолетов в день из Сирии прилетает, – кивнул Хайдер на военных. – Иранские добровольцы против сирийских игиловцев (ИГИЛ – запрещенная в РФ группировка – ред.).
Никаких опознавательных знаков на форме не было. Но и на добровольцев подтянутые, с аккуратными бородками мужчины похожи не были.
В аэропорту меня никто не ждал. Представитель иранского МИДа, который встречал нашу московскую делегацию журналистов, почему-то решил, что я прилетаю на следующий день. Все уехали в отель, а я остался. Времени – три часа ночи. Меня тут же атаковали таксисты: недружелюбные, смотрящие на тебя, как на жертвенного барашка, жадные до валюты в твоем кошельке.
Обменники в аэропорту, как и по всей стране, – закрыты. Иран уже несколько месяцев лихорадит от валютного кризиса. Курс местного центробанка — 53 000 риалов за один евро. Таксисты настойчиво предлагали менять по 70 000. Их намеки, что я никогда отсюда сам не выберусь, становились все агрессивнее. Убегая от таксистов, я забрался на второй этаж, в зону вылета.
– Хелп ми! – прокричал я мужчине в очках. Виду он был вполне интеллигентного, ковырялся возле платежного терминала.
– Да, да, сейчас, вот только оплачу себе разрешение на выезд.
– Что-что оплатите? – не понял я.
– Ну нам, иранцам, чтобы выехать за границу нужно что-то вроде визы оформить и пошлину заплатить, – мужчина ловко просунул банковскую карточку в терминал, а затем полез в мобильный, чтобы вызвать мне такси.
Тут к нему подбежал крупный мужчина и что-то яростно застрекотал на фарси. Человек в очках оправдывался. Из всего сказанного я понял только одно слово: «русия».
– Русия?! – воскликнул толстячок и перешел на сносный английский:
– А я азербайджанец! – затем он принюхался ко мне и сделал неожиданный вывод: – Мы почти братья. Не бойся, дорогой, я тебе деньги по хорошему курсу обменяю. А в отель как родного отвезу.
И не соврал. Бережно передавал меня от одного азербайджанца другому. Сначала был меняла (80 000 риалов за евро), а затем водитель такси (20 евро за 40 километров дороги до отеля).
Из-за ночных приключений я забыл включить в номере кондиционер. 45-градусный тегеранский полдень пробрался внутрь. И я проснулся с жуткой головной болью. От дурацкой самолетной выпивки меня трясло и лихорадило. Из окна номера на 18-м этаже открывался так себе вид: 15-миллионный город блюдцем лежал вдалеке, а сверху его накрывала сизая дымка. Отель расположился на самом севере Тегерана — здесь на холмах раскинулись районы дорогих отелей и богатых вилл. Юг города, где живет основное население, задыхался от копоти, которая месяцами не продувается ветрами.
«ЧУЖИМ НЕ ТОРГУЕМ, НО И СВОЕ НЕ ОТДАЕМ»
Со стены осуждающе хмурил густые чернильные брови первый высший духовный правитель Исламской республики Иран (должность называется рахбар) аятолла Хомейни. С ним сквозь толщину стекол очков молчаливо соглашался нынешний духовный лидер страны – Али Хаменеи. Будто оба знали о моих похмельных муках. Портреты революционных вождей Ирана повсюду. Но мы впервые внимательно разглядели друг друга в кабинете представителя высшей духовной власти в крупнейшей иранской газете «Ettelaat Daily». Говоря проще – цензора.
Какого шайтана туда занесло группу российских журналистов? Мы участвовали в первом совместном медиафоруме. У наших стран сейчас подозрительно много общего. Россия и Иран – явные союзники в Сирии и неявные в противостоянии санкционному удаву Запада.
Иранцы были вежливы и любознательны. И недоверчивы.
– Возможно ли, что Путин и Трамп договорятся по Сирии в обмен на интересы Ирана? – любимый вопрос местных репортеров.
– Мы чужим не торгуем, но и свое не отдаем, – отбивался за всю страну замминистра связи и массовых коммуникаций России Алексей Волин (он и возглавлял делегацию московских СМИ).
Иранские репортеры тут же убегали строчить молнии на свои информленты: Россия не будет предавать Иран!
– Но нам они все равно не доверяют. Генетическая память о непростых отношениях с Москвой крепкая, – вводил меня в курс дела накануне поездки в Иран один наш дипломат, хорошо знающий ситуацию в регионе:
– Они прекрасно помнят, как мы, объединившись с Западом, поддержали очередные антииранские санкции. А сейчас не спешим участвовать в совместном бизнесе, опасаясь наказаний от США. Мы даже свою промышленную продукцию боимся им поставлять. Потому что в ее производстве есть западные технологии. А это опять санкционный риск. Напряжение в наших отношениях – сильное. Но еще сильнее напряжение внутри самого Ирана.
«КАК МЫ БУДЕМ ЖИТЬ БЕЗ САНКЦИЙ?»
Я бы мог снять рубашку и выжать из нее ведро воды. Было два часа дня, мы сидели в полутемном душном кабинете отдела экономики газеты «Тегеран дейли». Только что в этом районе столицы вырубили электричество, и спасительные кондиционеры не работали. Из-за жары страна перешла на режим экономии. В разных кварталах Тегерана напряжение отключают в определенное время суток на несколько часов.
– Не понимаю! – воскликнул я, обращаясь к редактору отдела экономики издания Мехди Норузиану. – На дорогах Тегерана – километровые пробки. В кафе и магазинах – полно народу. Словно ваши люди и проблемы экономики из-за санкций живут в разных мирах.
– Пробки – потому что бензин стоит копейки (цена литра 95-го – 15 руб. – дотируется государством. – Авт.). А в магазинах люди стараются успеть купить по старым ценам, потому что высокая инфляция (рост цен в этом году ожидается в 60%). Но мы научились выживать – санкции начались сразу после исламской революции в 1979 году. И у нас уникальный опыт. В обход эмбарго мы наладили торговлю со странами Азии и Ближнего Востока. И Россия туда же идет, все правильно делаете.
От этих слов я взмок еще сильнее. Мне не хотелось идти туда же, куда пошел Иран.
– Хотя санкции против вас – не сравнить с нашими, – мне показалось, господин Норузиан усмехнулся нашим российским страданиям. – Ирану перекрыли экспорт нефти. Отрезали от мировой банковской системы. Перестали занимать деньги за границей и продавать технологии. Запретили западным компаниям вести с Ираном дела.
– Но у нас есть тысячелетний опыт торговли по-восточному, – объяснял мне позже секреты выживания иранского народа один человек. Я даже не знаю, как его представить. Он – участник полулегальных схем движения денег и товаров из Ирана и обратно. Свели меня с ним по знакомству.
– Допустим, ты вырастил клубнику под Тегераном и нашел на нее покупателя, например, в Австрии, – начал мой эксперт издалека («Тебе не надо валюту обменять?» – предложил он перед этим). – Ты отправляешь ему товар. Но так как мы отрезаны от мировой банковской системы – покупатель не может перечислить тебе деньги. Но может это сделать на счет моего компаньона в Турции. А он мне на сумму перевода поставит оттуда, например, лекарства, необходимые Ирану. Я их здесь продаю и расплачиваюсь с тобой за клубнику. Естественно, каждый в цепочке получает свой процент. Представить страшно, как мы будем жить, если отменят санкции.
ВЕШАТЬ ЛЮДЕЙ УДОБНЕЕ НА СТРОИТЕЛЬНОМ КРАНЕ
Антииранские санкции – явление противоречивое. В этом меня убедил Иван. Он жил и учился в Тегеране, сейчас занимается совместным бизнесом (от греха подальше не уточняет, каким). Мы разговорились в фойе отеля.
– Вот все знают, что до ядерной сделки (соглашение между ЕС, США и Ираном – последние прекращают военную атомную программу в обмен на снятие экономических ограничений. – Авт.) им было запрещено торговать нефтью. Но это не так! В Южную Корею, Японию и Австралию – можно было. США сделали исключение для своих союзников (из-за экономических соображений). А значит валюта всегда поступала в бюджет страны. И так во всем. Начинаешь разбираться и понимаешь – иранцы водят тебя за нос! Делают это искренне, умело. Вот, к примеру, тебя еще не звали на какую-нибудь закрытую вечеринку?
– Ну звали, – признался я. Дело было во время перелета в Тегеран. Позади меня сидел иранский вариант нашего Тимоти – весь в татухах, модный такой.
– Музыкант, – представился он, мы разговорились и он предложил: – Запиши мой телефон. У меня завтра вечеринка – девчонки, алкоголь. Звони, скажу, куда приехать.
– Можешь даже не звонить, – перебил мои воспоминания Иван. – Он если и пустит к себе, никогда не будешь там своим. Девчонки местные тебе не светят. А вот для своих – легко. Существует такое понятие: жена на час. Специальный мулла поженит на то время, которое ты оплатил. Есть даже для смартфонов программа. Там иранские девушки и парни ищут, скажем так, временных отношений. И пить на такой тусовке точно нельзя. Алкоголь везут из Ирака – с подпольных спиртзаводов. Можно и ослепнуть. Были случаи. А могут еще и наркотиками веселиться. Но с этим совсем жестко. На прошлой неделе несколько наркоторговцев прямо в центре города повесили. На строительных кранах.
– На строительных? – переспросил я.
– Это ж удобно. Пригнали технику на площадь, народ собрался, на стрелах быстро всех подвесили. А уже через час – как ничего и не было.
СТРАНА БЮДЖЕТНИКОВ
Сделанная из дешевого пластика передняя панель авто дребезжала. Кондиционер обдувал теплым воздухом. Тертый велюр и продавленные сиденья. Не хватало деревянных массажных накидок. Я словно машиной времени переместился в «Таврию» моего дяди. Вокруг – будто бы начало 90-х и мы едем по разбитым дорогам Каменки Днепровской. Но нет. Мы неслись по отличным бессветофорным многополосным шоссе Тегерана. Они разрезают столицу вдоль и поперек, делая ее похожей на американские города-миллионники.
– Дороги еще при шахе построили, – сказал таксист. Он лавировал в потоке машин на иранской «Сабии» – местная марка авто. Мимо нас пролетали мотоциклы «Хонда», все одинаковые, дизайна конца 70-х готов. Их тоже производят в Иране по лицензии, купленной у Японии 25 лет назад. В стране – заградительные пошлины на импортную технику. Местная продукция субсидируется. В Иране по своим технологиям, либо китайским собирается практически все – от боевых ракет до телевизоров до холодильников.
И есть даже свой аналог «Яндекс-такси». С его помощью я и вызвал это чудо местного автопрома. Таксист сделал поверх своей головы несколько кругов рукой, накручивая невидимую чалму, а затем ткнул пальцем в небо.
– Рахбар? – уточнил я.
– Йес, йес, – кивнул водитель и завелся: – Сказал – много денег уходит в Сирию и Ирак. А нам на что жить?
После того, как Трамп объявил о новых санкциях, в Иране и случился валютный кризис. Тут же раскочегарился рост цен – это все очень похоже на то, что было в России, когда в 2014 году упала стоимость нефти и правительство не смогло сдерживать курс евро и доллара. Но у нас народ устремился в магазины, скупать дорожающую импортную технику. А в Иране люди вышли на улицы. Движущая сила протестов – бюджетники: учителя, врачи (кстати, если приплюсовать туда же и силовиков, то выяснится, что главный работодатель в стране с населением в 80 миллионов – государство).
Само собой, протестными настроениям сразу же захотела воспользоваться оппозиция.
СКРЕПЫ ИСЛАМСКОГО МИРА
Но как раскачать Иран, если он уже десятки лет находится под колоссальным прессингом санкций и все равно остается мощнейшей страной региона? Угрожая то стереть с лица земли Израиль, то затопить пару танкеров в Ормузском проливе Персидского залива, чтобы перекрыть мировые поставки нефти.
– Милад, но ты же понимаешь, что это начало войны? – спрашивал я представителя иранского МИДа, который сопровождал нашу группу.
– А что нам делать, если США вводят новые санкции?
– И что – прямо танкеры топить будете?
– Это президент предложил, – уклончиво отвечал Милад. В Иране президент – должность избираемая. Правда, после всенародного голосования его еще должен утвердить рахбар. С президентом и правительством вообще интересная история. Именно на них выливается весь народный гнев, именно чиновников во всех бедах винят простые люди. А вот духовная власть – это святое. Хотя без ее одобрения ни правительство, ни президент палец о палец не ударит.
– Это нам, русским, кажется, что в Иране все как-то по-фарисейски устроено, но для них одновременно и высокая религиозность, и возможность от нее отступиться, пока никто не видит, – нормальное сочетание, – объясняли мне дипломаты, приставленные к нашей группе со стороны российского посольства. – Именно религиозные настроения не позволят протестам – а иранцы люди экспрессивные – вылиться в революцию. Если потребуется – КСИР – Корпус стражей исламской революции (религиозная военная организация Ирана. – Авт.) может мобилизовать до 11 миллионов резервистов.
Этих пассионарных сторонников ислама с горящими глазами я встретил на территории бывшего американского посольства. В самый разгар религиозной революции здание было захвачено, полсотни американских дипломатов взяты в заложники.
Сейчас на большей части территории посольства расположились подразделения КСИРа. Но там, где была резидентура, проводятся экскурсии на тему американского империализма. Ее мне и устроили два молодых человека – бескомпромиссных к западному миру и США.
Эта часть посольства хоть и разгромлена, но и то, что сохранилось – очень интересно: изолированные комнаты для тайных переговоров, шифровальные машины, гигантские промышленные шредеры для уничтожения секретных бумаг.
– Видите, на что способна Америка вместе со своим союзником – сионистским правительством Израиля, – тряс кулаком молодой исламский революционер.
– И вы реально собирается воевать с Израилем? – спросил я. Утром на передовицах иранских газет была заметка о том, что проиранские подразделения вышли на границу Сирии с Израилем, а значит можно вести прицельный огонь по позициям еврейских войск.
– Пока наши браться в Палестине и Секторе газа угнетены сионистским правительством – мы будем с ним бороться! – искрили мои экскурсоводы.
А уже спустя несколько дней президент США Дональд Трамп пообещал в своем Твиттере жуткое наказание Ирану.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Чувство неизбежности большой войны очень хорошо растворяется вином.
– Ты никогда такого не пил: иранский виноград, грузинская технология производства и все это на православной земле в Тегеране, – Эммануил Ширани – староста нашего православного прихода в столице Ирана – заворачивал мне полторалитровую баклажку в темный пакет. На территории храма строгие иранские законы не действовали, а вот снаружи – еще как!
Свято-Николаевский собор находился прямо напротив разграбленного посольства США и я не мог не зайти. Ну чтобы хотя бы свечечку поставить – за мир во всем мире.
– За такое и выпить не грех, – напутствовал меня староста. Приход хоть и небольшой, но зато объединил всех немногочисленных православных Тегерана: и русских, и украинцев, и грузин.
Вино впиталось в нас, российских журналистов, как вода в раскаленный иранский песок. И как же хорошо, что это всего лишь вино…